успели воздвигнуть русские воины в 1904 году, японцы берегли со свойственным им тщанием. И делалось это расчетливо. Порт-Артур был для них городом-музеем, где проводились бесчисленные экскурсии с пропагандой «могущества» и «непобедимости» императорской армии. Очень бережно сохранялись форты, блиндажи и инженерные укрепления крепости, были созданы специальные панорамы, показывающие ход борьбы за Порт-Артур. Посещение и изучение города входило в программу японских школ. В бывшем русском офицерском собрании был открыт военный музей, широко пропагандировавший победные бои японских войск и кораблей. Ежегодно свершались торжественные богослужения на горе Перепелиной у главного обелиска над могилой японских солдат.
Вся эта шовинистическая пропаганда имела ярко выраженную антисоветскую направленность. История, однако, зло посмеялась над ней: те, кто ею так усиленно напичкивался, были биты Красной Армией на Хасане и Халхин-Голе, а теперь вообще вышвырнуты с китайской земли. Сохраненные же в неправедных целях сооружения крепости и реликвии обороны Порт-Артура закономерно стали служить делу воспитания патриотизма у советских людей.
Интерес к истории обороны Порт-Артура в осенние месяцы 1945 года расширился настолько, что надо было искать новые формы работы по ее пропаганде. Военный совет армии задумал организовать в Порт-Артуре музей боевой славы. При политотделе армии была создана специальная комиссия, которой поручалось разработать экспозицию музея и подготовить соответствующее решение Военного совета.
Задача у комиссии была сложная. Понятно, что далеко не все экспонаты и документы, имевшиеся в японском музее в Порт-Артуре, могли быть использованы в нашем музее; требовалось кропотливое научное исследование всех документов, образцов оружия, вещей, книг, других материалов, которые бы составили экспозицию.
Заманчиво было разыскать среди русских, проживавших на полуострове, участников обороны Порт-Артура, чтобы записать их свидетельства, воспользоваться тем, что у них осталось от тех дней, — вещами, письмами, книгами, фотографиями и т. п. Вообще-то русских на Гуаньдуне было мало, лишь в Дальнем, по китайским данным, перед началом боевых действий проживало чуть более тысячи человек.
Люди эти были разные, часть из них еще до прибытия советских войск покинула город. Другие и рассчитывали это сделать, да опоздали, как атаман Семенов и некоторые его подручные, вместе с ним окопавшиеся в Маньчжурии.
Известно, что человек бережнее хранит в своей памяти хорошее, нежели плохое. Но есть факты, события и люди, к ним причастные, настолько преступные, что человеческая память не может от них избавиться. Кто из советских людей может забыть злодеяния немецких фашистов на нашей земле? Не подлежат забвению по срокам давности изуверства японских милитаристов, к примеру, организация ими жестоких экспериментов на людях в отряде 731. В этом же ряду стоят неслыханные зверства атамана Г. М.
Семенова в Забайкалье в годы гражданской войны в России, другие его преступления против нашей Родины, совершавшиеся под эгидой японской военщины.
Резиденция Семенова была в Дальнем, но с презиравшими его русскими он там не общался. Обычно он жил в уединении в поселке Инченцы, что в центре Гуаньдуна, на западном побережье. Здесь атаман имел не только особняк и конюшни, но и свою церковь. Однако арестован Семенов был в Дальнем 22 или 23 августа 1945 года, то есть за неделю до нашего приезда в Порт-Артур.
И Семенов, и его приспешники были все же выродками среди русских эмигрантов в Дальнем. Большинство русских составляли здесь купцы, промышленники, старая интеллигенция, белые офицеры, не сотрудничавшие с японцами. Почти все они, особенно молодежь, горячо приветствовали части Красной Армии. Выражая большое удовлетворение и радость, русские люди охотно помогали советским воинам, предлагали свои услуги. Многие сразу подали заявления о принятии советского подданства, а позже выехали в СССР на постоянное жительство. Наши командиры и политработники быстро установили с ними контакты, выступали перед ними с докладами и лекциями по разным вопросам, проводили культурные мероприятия. Эмигранты проявляли большой интерес к этим встречам.
Отмечу, например, памятные встречи 3 и 7 октября 1945 года, на которых присутствовало примерно по 300 человек, то есть практически все, кто мог прийти.
3 октября ансамбль песни и пляски Приморского военного округа под управлением Зиновия Дунаевского дал для русских эмигрантов и членов их семей концерт в городе Дальнем. Они с затаенным дыханием слушали песни о Родине, о Великой Отечественной войне. Во время исполнения песен «Варяг», «Плещут холодные волны» и других произведений о России в зале происходило трудно передаваемое: люди обнимались, целовались, и буквально весь зал плакал, а когда певцов сменяли танцоры, в зале мы видели буйную радость, веселье.
7 октября заместитель начальника политотдела армии полковник В. А. Греков на встрече с русскими эмигрантами рассказал о Советском Союзе и задачах наших войск на Гуаньдунском полуострове. После него выступили священник Петелин (отец Иннокентий), учительница Силинкина и профессор-синолог Хионин. Под аплодисменты зала они благодарили наши войска за освобождение, за чуткое и внимательное отношение к русским людям в Дальнем, выражали свою гордость Красной Армией, восстановившей честь России.
Изложение этих речей было опубликовано в армейской газете. Приведу здесь выдержки из выступления священника Петелина:
«Изредка, конечно тайно, я слушал Москву по радио. Когда немцы подходили к Москве, мы сильно переживали за свою Родину… И вот однажды услышал голос о том, что немцы были разгромлены под Сталинградом… Я на богослужении сказал верующим: «Мы не можем помочь нашим братьям, там, в далекой России, так давайте помолимся за их успехи»… После этого молебна японцы начали таскать меня в свою жандармерию… Теперь мы свободны. Я думал и верил, что это освобождение придет».
Нам было не трудно понять чувство тоски по Родине, по всему русскому у эмигрантов, поэтому мы продолжали проводить с ними работу: организовывали для них выступления армейского ансамбля, показывали кинокартины, обеспечивали их нашими газетами и журналами, советскими книгами. Все это пользовалось огромным успехом.
И вот здесь-то, в Дальнем, мы и встретили того, кого очень хотели встретить, — активную участницу обороны Порт-Артура, бывшую сестру милосердия Е. И. Едренову, благородную деятельность которой так тепло и выразительно описал А. Степанов в своем романе. Жила она со своей старшей сестрой в тесной, сырой и темной комнате, в крайней бедности. Средства к существованию старушки находили в случайных заработках.
Несмотря на годы (Евгении Ильиничне в 1945 году исполнилось 80 лет), память у обеих была удивительно хорошей.
С Е. И. Едреновой я встречался несколько раз. Беседовал с ней до того, как она прочитала книгу А. Степанова, и после. Она побывала в гостях у наших воинов, встречалась с офицерами управления армии.
На второй встрече со мной она рассказала, что в гостинице, где жила в те дни, она каждый раз обедала вместе с нашими офицерами и о многом с ними беседовала. Для нее, по ее
